Дедушкин чердак

ДО двенадцати лет Маша думала, что Бог это ее дедушка Федя. Что тут такого? Мама ее если говорила : «Слава Богу!», то Маша была уверенна, что речь идет о их дедушке. Бог это их дедушка и Бога зовут Федя. А когда Маше исполнилось двенадцать лет,- умер дедушка Федя.

Значит, умер Бог? – спросила себя Маша. Дедушку похоронили на сельском кладбище, а Маша повзрослела.

О том, что она повзрослела- об этом ей никто не сказал, а сама Маша этого хоть как-то ощутить еще не могла. Спустя много лет, когда она закончит школу, закончит институт, будет работать и у нее самой появится собственная девочка, которую она назовет Ольгой, только тогдаМаша вспомнит про Бога дедушку Федю.

Мария Сергеевна станет рассказывать дочери про старое дедушкино село, про себя, когда она была такой же, как сейчас дочка и, вдруг, задумается. Оленька займется совоими делами, а мама, глядя на старые фотографии, все вспомнит. Воспоминание, как старая забытая вещь долго лежащая на дальней полке в чулане,неожиданно всплыветт в памяти. Всплывет сначала мутным почти неопределенным сгустком, как тревога или радость. И все. От куда эта тревога или почему человек, вдруг, улыбнулся? Сколько таких микроскопических вспышек случаются в пределах одних только суток? А сны? Сны это, вообще, крупная длинная, растянутая на всю ночь, вспышка. Вот только про что она? Некогда об этом думать.

- И, может, поэтому жизнь выглядит такой рваной- без начала и конца,как обглоданная со всех сторон булка хлеба? – размышляет Мария сергеевна, - а вот дедушка Федя про это думал. На столе лежит фотография. Это их дом в селе покровское. В горнице, за круглым столом сидит дедушка Федя. Его руки лежат на столе. Перед ним открытая книга. Мария Сергеевна вспоминает, что дедушка читал только одну книгу:- «Дон Кихот» Сервантеса. В доме были и другие книжки, а вот читал дедушка только эту книгу. Читал сам и внучку Машу учил читать по ней.

Глядит Мария сергеевна на старую фотографию. Белая, как седой веник дедушкина борода. Кажется, что волос у дедушки нет. Вся его крупная голова обросла этой бородой. Белая борода везде:она ростет из темени головы; из щек; из бровей; из ушей;и, даже, из носа! Ресницы- это тоже борода и если дедушка откроет рот, то, кажется, что в бороде будут язык и зубы. Глаза у дедушки веселые и добрые. Это даже видно теперь на этой старой фотографии.

- Разве он не похож на Бога? –улыбается Мария сергеевна, -если убрать этот круглый стол, а самого дедушку сместить вместе со стулом, на котором он сидит, в угол, под иконы, то дедушка не будет ничем отличаться от других святых. Более того, среди всех этих бабушкиных икон деддушка будет выглядеть самым главным святым. А самый главный святой- это Бог!

Жила тогда Маша с родителями в областном городе Т. На лето мама отвозила ее в село Покровское к дедушке Феде и бабушке Варе. Бабушка Варя запомнилась строгой и всегда что-то делающей. Она ковырялась в огороде; варила, а потом кормила кур, уток и поросенка Тришку; стирала в большом железном корыте белье; мыла пол; что-то стряпала на кухне; и всегда ругала деда. Если бабушка была особенно сердита, то деда называла, почему-то,- «старым хреном»!

Маша не понимала почему дедушка был «старым хреном»?, Дедушка был стареньким- это правда. Но почему же хрен!

Про это Маша боялась спросить у бабушки. У дедушки спросить Маша тоже не хотела. Боялась обидеть. Как-то соседка тетя Марфа в разговоре с бабушкой сказала, что хрен у нее забил весь огород. Когда Маша потом вышла за калитку погулять и увидела в огороде тетю Марфу, то попросила показать этот загадочный хрен.

А поди, да сама вытащи себе его! – махнула рукой тетя Марфа. Когда Маша подошла к тети Марфе, та указала на торчащие у забора из земли узкие плотные густо-зеленые листья.

- Это хрен? – спросила Маша.

- Это его листья,- ответила тетя Марфа, - а сам злодей в земле сидит!

Маша потянула за листья и оборвала их.

- он этого только и ждет! Оборвешь у него листья, думаешь, что все амбо ему! А он на другой год весь огород заполонит.

Тетя Марфа взяла лопату и стала рыть в том месте где торчал белеющий обрубок хрена, яму.

Глянь-ка, куда, злодей, упрятался? – вытаскивая отрытый хрен, победно сказала она.

Маша вышла от тети Марфы, держа в руках длинный тонкий желтоватый корень.

- Смотри не вздумай его есть! – крикнула в догонку тетя Марфа, - больно уж горек, зараза!

И Маша, тут же, оттерев корень от земли, укусила его за кончик. Особенной горечи она не почувствовала и, вообще, ничего похожего у этой худосочной «заразы» с ее дедушкой федей небыло.

Конечно же, дедушка небыл лентяем и, как Емеля из сказки на печи сутками не лежал. Маша хорошо помнила, как он с большим кривым коромыслом ходил на колодец за водой. С этим же коромыслом и с этими же ведрами он ходил и на реку. За водой на реку с дедушкой любила ходить и Маша. Бывало, придут они к речке, поставит дедушка ведра на бережку, а сам сядет на бревнышко, достанет свою трубочку и закурит. Дедушка курит, а Маша вдоль бережка гуляет. Любила Маша, сняв сандали, вот так босяком бегать по теплой прибрежной воде! Бежит и оглядывается- глядит на брызги.

- Дедушка, а почему брызги за мной?

- А где они должны быть? – подумав, спрашивает дедушка.

- Мне нравиться на них смотреть, а они за спиной. Мне не удобно бежать и оглядываться!

- А ты пробеги немножко, - говорит дедушка, - а потом остановитьс, обернись и погляди.

Маша пробует.

- Нет, дедушка, у меня не получается. Я когда бегу то брызг не вижу. А когда остановлюсь и обернусь, то брызг уже нет.

Дедушка смеется, а Маша хмурит лоб.

- Ты хочешь сразу получить два удовольствия,- говорит дедушка, -и бежать и на брызги смотреть.

- Да, хочу.

- Два удовольствия сразу невозможно.

- Почему невозможно?

- Не знаю. Это, как вот я, например, сижу и трубочку курю. Это я удовольствие получаю. Понимаешь? А если я буду трубочку курить и полные ведра нести – так я и от трубочки удовольствия не получу и воду всю расплескаю. Понимаешь?

Маша отрицательно мотает головой. Ей не понятно,- как это дедушкина вонючая трубочка и едкий белый дым- как это может быть удовольствием?

-А что, - спрашивает Маша, -если ты побежишь, то и ты не сможешь увидеть брызги?

- Не смогу, - отвечает дедушка.

Тут на верху обрыва под которым они сидят, появляется бабушка. Она маленька и худая, но сейчас на высоте обрыва и в полноте ярости и гнева онапо настоящему страшна!

-Где ты застрял, старый хрен! – кричит она. Ее руки уперты в бока и кажется, что сейчас , когда дедушка с ведрами поднимится , то она оденет сразу два ведра ему на голову и по этой двойной каске треснет коромыслом! Маше так ясно представляется эта сцена расправы, что она жмурится от страха и уже слышит треск ломающегося, на голове деда, коромысла!

- Я жду его… у меня белье киснет и поросенок воды хочет, а ты тут прохлождаешься! Ну-ка быстро, домой!

Фигура бабушки исчезает, а дедушка крехтя поднимается, спокойно, как-будто не бабушка сейчас метала с горы молнии, а после приятного разговора, выбивает от пепла трубочку. Он несколько раз стучит ею по бревну, прячет в широкие штаны, и подцепив ведра. идет домой. Маша плететсяза дедом. Но походка дедушки спокойная и такая же покачивающаяся, веселая. Дедушка словно пританцевывает. Поэтому вся ярость бабушки Вари начинает казаться Маше какой-то ненастоящей. Потом Маша вспоминает, что забыла на берегу снятые сандали.

- Я забыла сандали! – кричит она деду и сбегает вниз. Сандали лежат у бревна. Она встает босыми ногами в воду и несколько раз подпрыгивает. Брызги окутывают ее. Они сверкают на солнце и приятно капельками садяться на колени, на руки и платье. Маша подхватывает сандали и несется догонять деда.

Когда она впервые попала на дедушкин чердак Маша помнила очень хорошо. Но сначала был подвал. В подвал она уже давно заглядывала. Туда часто спускалась бабушка, залазил дедушка, там жили мыши и туда на отлов этих самых мышей запускали кошку Марусю. Там стояли банки с огурцами и помидорами; хронилась кортошка и другие овощи; стояла огромная дубовая бочка с квашеной капустой; и от туда пахло иногда теплой сыростью, а иногда холодом и плесенью. Дедушка говорил, что подвал тянется под всем домом, и поэтому Маша, как только переступала порог так сразу же со скрипом первой половицы,вспоминала про темный глубокий подвал. Поэтому особенно было страшно ночами, когда хотелось в туалет и надо было встать чтобы выйти в сени. Поскриповали под босыми ногами доски и казалось, что вот сейчас проломиться одна и она рухнет в приисподнию. Ночю, подвал дома представлялся Маше приисподней, как это изображалось на иконах.

Приисподня это ад. -говорила бабушка,- там вечно мучаются грешники.

- За что? – спрашивала Маша.

- За грехи, - как это за что?

Маша не понимала, Что такое «грехи»? В звучании слова «грехи» - ей слышались и какие-то орехи и грибы и гроза с молниями и громом. На иконе Маша видела, как мучаются в топких болотах и огненных озерах несчастные люди. Черти их поливают смолой и тыкают в них острые вилы. Кругом темно, как у них в подвале.

-Где, бабушка, этот ад? – спрашивает Маша.

- Под землей. – отвечает бабушка.

- Под землей. – думает Маша, - это там, где подвал! Ночью ей сниться сон. Она идет по горнице и проваливается. Это ад! Тут черти и громадные ,красные мыши. Мыши смеются и жуют кортошку, которую дедушка заготовил на всю зиму. Из громадной бочки торчат чьи-то лапы.

- Да это же их поросенок Тришка! –узнает белый хвост поросенка, Маша. Тришка хрюкает и болтает копытами. Маше страшно, и она зовет деда:

-Дедушка! – кричит Маша. Но вместо дедушки Маша видит бабушку Варю. Бабушка Варя сидит на второй полке между банками с огурцами. Маша хочет бежать, но оступается, падает и тут же просыпается.

Наверное, где-то за года два до смерти дедушки, когда Маше было десять лет, ей впервые привелось побывать на чердаке. К этому времени страх перед подвалом, как перед приисподней у Маши почти прошел. В подвале включался свет и Маша помогала старикам что-то из подвала выносить и туда спускать.

- Ничего там страшного нет. – решила для себя Маша,- сыро, холодно и пахнет плесенью. Мышей она сама не видела, а кошка Маруся их Маше не показывала. Маруся предпочитала, отлавливая их сразу же сжирать. На чердак вела из сеней деревянная лестница. Лестница была приставленна к стене. Над лестницей был лаз на верх. Лаз был всегда закрыт крышкой. А дальше начинался чердак - новое таинственное и незнакомое для Маши место.

Первому походу на чердак предшествовала следующая история:

Как то дождливым вечером бабушка сидя у себя за перегородкой за печкой, долго шуршала какими-то бумажками. Маша смотрела телевизор, а дедушка ножечком строгал коряжку. Он любил «поковырять деревяшки». То ложку наковыряет, то ковш, а то из скрюченного корешка, какую нибудь русалку с длинными до пят волосами и еще более длиным как змея хвостом. Бабушка, как видела таких русалок, то сразу крестилась, а деда снава «старым хреном» да еще «шалавливым хрычом» называла.

- В аду гореть будешь за этих русалок! – кричала она.

Бабушка кричала и даже грозилась сжечь всех его русалок вместе с водяными и лешими, а дедушка усмехался в бороду, и раскуривая трубочку, говорил одно:

- раскудахталась наша кикимора!

Вот и в тот вечер сначала было все так же. Но дело до «кикиморы» в этот раз не дошло. Во-первых, дед вырезал простую ложку, а во-вторых, бабушка вдруг вышла из-за печки. У нее в руках была карточка.

- Вот гляди, Машенька, - подавая карточку внучке,начала бабушка, - это карточка гвардейца Ивана Шилова.

-Кто такой Иван Шилов? – спросила Маша. Она взяла карточку. Это был твердый картонный прямоугольник приблизительно пятнадцать на двадцать сантиметров. На нем был сфотографирован рослый высокий в военной форме бравый молодец. Молодец был в роскошных закрученных вверх, усах; высоких со шпорами сапогах; китель подпоясанный белым ремнем. Такой же белый ремень пересекал грудь. Черные кудри на голове и в руках ружье со штыком. Может десятилетняя Маша, что-то напутала, разглядывая карточку, но, именно, таким бравым и красивым показался ей тогда гвардеец Иван шылов!

- Это твой пра-пра дедушка. – сказала бабушка Варя. Кем может быть для Маши пра-пра- дедушка, было трудно понять. Когда бабушка сказала, Что это, как-бы самый первый машин дедушка, то Маше представилась длинная очередь из дедушек и где-то там очень далеко от Маши стоял этот, самы первый Но на карточке был бравый молодец, а не седой старичок.

- Может это мой самый первый папа?- попыталась уточняя, понять Маша.

-Какой это первый папа? – тут же возмутилась бабушка,- папа у тебя один, а это дедушка.

- Да, это мой дед. – сказал тогда дед Федя.

- У дедушки Феди был дедушка Шилов? Как это? – напряженно думала Маша,- у одного дедушки другой дедушка?

- Я не всегда был дедушкой. – стал объяснять внучке дед Федя.

-А кем же ты еще был?- недоверчиво спросила Маша. Ей показалось, что сейчас бабушка скажет, что дедушка был «шаловливым хрычом». Кто это Маша не знала, но очень не хотела, чтобы так сейчас сказала Бабушка. Бабушка молчала.

-Я был таким же маленьким мальчиком, как сейчас ты. – улыбаясь, сказал Дед.

-Ты был мальчиком? – рассмеялась Маша, что с этой бородой? Мальчик с бородой… бородатый мальчик! Ха-ха-ха! И тебя звали мальчик дедушка Федя?

-Меня просто звали Федорком.

-Дедушка, ты шутишь? Какой же ты мальчик? У тебя половина зубов нет и из носа волосы ростут.

-Ага, ростут,- согласно кивнул дедушка, - и еще на ушах ростут.

- Ну вот. Я же говорю что ты шутишь! Ты же шутишь? Правда?

-Шучу, шучу. Правда, внученька.

Бабушка оставила нам карточку и снова скрылась за печкой.

- У моего деда Вани был штык,- шепотом, чтобы не услышала из-за печки, бабушка, начал дед Федя,- вот видешь, на карточки у него приставлен к ружью штык? Это именное ружье. Ему это ружье и георгиевский крест сам генерал Брусилов вручил. Про генерала Брусилова слышала?

- Нет. А кто этот генерал? Тоже дедушка?

- Я тебе дам дедушка! Это самый важный и главный был генерал! Вся германская война была на нем. Эх, чему вас только в школе учат?

- Не трепи мозги ребенку! – услышали мы голос из-за печки.

-Тсс! – приложил палец к бороде дедушка,- если хочешь дальше слушать, то не перебивай и дурные вопросы не задавай! И дедушка продолжал, еще тише понизив голос.

Рассказанную историю про штык, Маша не очень запомнила. Запомнила лишь, что его вместе с ружьем и крестом подарил самый важный генерал Брусилов. Ружье со штыкком, действительно, отчетливо были видны на карточке. Но главное, что сам этот штык был у деда.

- Я думаю, - продолжал уже шептатьдед федя, - что штык где-то на чердаке. Бабке он не нужен и выбросить, кажется, она его не выбрасывала. Им же после войны свиней кололи. А потом за ненадобностью куда-то запропостился. В доме я все переискал; в погребе смотрел. Нет нигде. Значит на чердаке должен быть. Там он. Я бы сам давно слазил туда, но глаза стали плохо смотреть. А с тобой, мы его сразу отыщем. Там он. Где же ему еще быть? Больше ничего акроммя этой карточки да штыка у меня не осталось. Помру, а у тебя штык будет. А штык это уже память. От него не отвертишься. А ты, потом, когда вырастешь, его передашь сынуле. Лучше сынуле… Девченке штык без особой надобности, а мальчишке это гордость!

Для меня это тоже гордость! – обиделась Маша.

- Да ты не обижайся. Я это так, просто, в слух рассуждаю. Вам куклы, а мальчишкам оружие. Они же солдаты.

- Ну и что что солдаты. У нас в классе нет ни одного солдата. Все или жирные или трусы. А солдат разве жирным или трусом может быть?

-Нет, трусом солдат не может быть. – согласился дедушка.

-Я готова тебе помочь. – подумав и помолчав, сказала Маша.

За печкой уже похрапывала бабушка. Дедушка, видимо, тоже молчал, так как прислушивался

-Спит.- сказал он ,- завтра полезем на чердак.

Как, нестранно, но бабушка не воспротивилась нашему походу на чердак. Она, лишь, все время, пока мы поднимались по лестнице, стояла тут же и руководила каждым нашим движением. Это было необходимо, ибо старая лестница скрипела и шаталась. Первым начал восхождение дед. Он аккуратно, словно пробуя на прочность, по очередно, наступал на каждую ступеньку отдельно. Наступит и постоит. Эта пауза нужна была ему, и чтобы проверить достаточную прочность ступеньки, и чтобы успеть выслушать весь бабушкин комментарий безопасности:

Встал и стой! –кричала бабушка, - чего ты ерзаешь, буд-то вошь в штанах сидит!

Дедушка делал еще один шаг вверх.

- Рукой держись за стену и задом не виляй. Спину не горби, а то повалишься назад! Что я с тобой потом делать буду?

Но вот дедушка закинул ногу, подтянулся и исчез в лазе. Потом из лаза высунулась его борода.

- Бороденку то подбери, а то зацепишься и повалишься! Костей не соберем! –кричала снова бабушка.

Маша видела улыбающееся бородатое лицо деда. Его красные губы шевелились. Он что-то шептал. Что он шептал слышно небыло, но Маша догадывалась: «Кудахтает кикимора»!

Маша глядит на бабушку. Бабушка увлечена речью, которую она еще не окончила.

- Она ничего не заметила. – успокаивается Маша.

- Машенька, ради Христа, только осторожно,- удерживая руками лестницу, говорит бабушка. Маша встает на первую ступеньку и оглядывается. Она ждет что скажет бабушка. Но бабушка молчит. Маша видит, что все бабушкины силы сейчас затрачены на удержания лестницы. Тогда Маша уже не оглядываясь и не останавливаясь, быстро и легко всбирается под самый потолок. Там из лаза крепкие руки деда подхватывают ее, и она в следующую секунду оказывается на чердаке. Снизу доносяться крики бабушки, но дед опускает крышку лаза. ВСе. Бабушку уже не слышно. Маша оглядывается. Ей чердак сначала напоминает подвал: такой же темный, душный и с какими-то своими запахами. Но в отличии от подвала здесь высоко и просторно.

- Как в рыбу залезли. – говорит Маша. Дедушка смеется.

- В рыбу, говоришь? А что? Похоже. Дед осматривается.

Внутренние ребра крыши; большие поперечные балки, которые они едва переступают с дедом; Позади темно, впереди темно; лишь маленькое окошко впереди , как рыбий глаз.

- Это что, дедушка?- спрашивает шепотом маша. Они стоят перед невысокой кирпичной стеной.

- Это боров. – говорит дед.

Маша знает, чтоборовом называют свинью-папу. Но эти кирпичи не похожи на свинью.

- По борову идет дым из печи, - показываетдвижение дыма дед,- и в трубу вон, туда.

Маша глядит и у нее пока трудно укладывается в голове печь, дым и труба. Печь где-то теперь под ногами внизу; тут же какой-то боров с дымом; и труба здесь похожая на громадный каменный столб, упирающийся в ребра рыбы. Это пока плохо вяжется с ее привычными представлениями о белой печке в доме; о красивой красной трубе над железной крышей их дома. Здесь все не так. Печка под ногами, а она сама в ровень с трубой.

- Смотри. – тихо говорит дедушка, - он указывает Маше на световое окошко, которое похоже на рыбий глаз.

-Ух, ты! – всплескивает руками Маша.

На окошко прилетел и теперь сидит голубь.

- У них здесь гнездо. – говори дедушка.

- Гнездо? Где?

- Где-то там, - и дедушка машет вперед рукой. У дедушки фанарик. Он его включил и они медленно ходят по чердаку.

- Надо в песке смотреть. – говорит дедушка. Под ногами песок, зола и еще какие-то маленькие катыши. Дед светит, а маша смотрит. Какие-то сапоги, один валенок, чайник без носика и настольная лампа с порванным обажуром, еще обувь, завязанный мешок и куча стеклянных банок.

Дедушка присаживается на балку,достает трубочку и раскуривает.

- Вот банки, а бабка потеряла их. – говорит дедушка, развязывая мешок. В мешке старая одежда, снова обувь и две дырявые кастрюли. Дедушка извлекает из мешка зеленую фуражку со звездочкой и ребристым околышком. Он сбивает с нее пыль и одевает себе на голову.

- Дед мороз в милицейской фуражке! –хохочет Маша.

- Нет что-то тут штыка. – говорит дедушка и они отставив мешок идут искать дальше. В дальнем углу Маша видит что-то черное и большое. Это неопределенное похоже на гиганский кирпич. Такой же кирпич,из которых сделаны боров и труба только в тысячу раз больше! МаШа не знает сколько это «в тысячу раз больше». Но предмет настолько велик, что Маше кажется, что не меньше, чем в тысячу раз! Маше страшно и она останавливается.

- Дедушка, смотри, что это?

Это… - светя фанарем, говорит дедушка, - это старый отцовский чемодан.

- Чемодан? Разве бывают такие чемоданы?

-Раньше были. Отец сэтим чемоданом в с войны пришел. Всякого трофею в нем принес. Мать потом на рынке выменивала на хлеб и на сахар. Целый год кормились с этих немецких тряпок. А когда сюда переезжали, то нашего борохла набралось аккурат на этот чемодан. А может там штык лежит?

И дедушка вытащил этот огромный кирпич из угла. Кирпич оказался легким и, действительно, был чемоданом с кожанной ручкой. Металлические крепкие замки,твердые ребра, плотные стенки и металлические уголки. Дедушка поколдавал и крышка открылась. Чемодан оказался пуст. Точнее там были какие-то газеты, но штыка там не было.

Вдруг раздался голос бабушки. Маша от неожиданности даже вздрогнула. Голубок взмахнул крыльями и улетел.

- Что? – почеу-то в песок под ногами, крикнул в ответ дедушка.

- Спускайтесь вниз! – отчетливо расслышала Маша бабушкин голос. Голос раздавался из песка, насыпанного под ногами в изобилии.

- Где бабушка?- Маша зачем-то стала носочком сандалика разгребать песок под ногами.

- Надо идти, - сказал дедушка. Придем потом еще. Надо штык отыскать. И они стали пробираться к лазу.

Да, тогда мы штык не нашли. – продолжала вспоминать Мария сергеевна, - вскоре приехала за мною мама и мы уехали. Но все же, еще два раза мне удалось побывать на чердаке.

Уже на следующий день дедушка собрался снова лезть. Бабушка поворчала и ушла в огород. Лаз был открытым. Я запрыгнула на первую ступеньку, желая первой попасть на чердак. Так же, как и накануне я быстро преодалела все ступеньки лестницы и перед лазом обернулась на дедушку.

- Давай, коль не трусишь. –кивнул дедушка. Я вспомнив наш разговор про солдат, которые не имеют права быть трусами, тут же запрыгнула в лаз. Нагнуться, чтобы вниз поглядеть на деда я побоялась. Только когда я услышала глухой тяжелый удар, я, пересиливая страх, выглянула из лаза. Я увидела дедушку, который лежал у лестницы. Что случилось я не поняла, но мне стало так страшно, что у меня сил не хватило, чтобы расплакаться. Мне было легче выпрыгнуть из лаза. Для этого надо было лишь отпустить руки на которые я опиралась. И, наверное, я бы это сделала. Но тут я услышала сначала лай нашей Альмы, а потом крик бабушки. В этот раз крик бабушки был, действительно,спасительным. Она вошла в сени и увидев лежащего деда стала кричать. Когда бабушка закричала, то во мне что-то щелкнуло и я бешенно, как резанная, заорала. Кто из нас орал громче? Я не знаю. Я орала и слышала как кричит бабушка. Кто и что из нас обеих орал – этого я не помню. Но хорошо помню, как бабушка подняла ко мне голову. Она тормошила деда, а с чердака орала я.

- Заткнись! –услышала я. И я заткнулась. Бабушка наклонившись над дедушкой, что-тос ним делала. Несколько раз она бегала в дом и потом, когда дедушка застонал и стал двигаться, она оттощила го в горницу. Лишь спустя, какое-то время, бабушка пришла за мною. Я заснула прямо у лаза, и бабушка разбудила меня. Она помогла мне нащупать крайнию ступеньку. Это было самым трудным. Спустилась я сама. Таким образом мое второе лазание на чердак было неудачным, а у дедушки тогда случился инфаркт. О том, что это был инфаркт и, что это уже был у дедушки третий инфаркт- я узнала гараздо позже.

Еще раз я сама решила залезть на чердак. Бабушка в тот день куда-то ушла. Дед лежал в горнице. Я очень хотела для дедушки отыскать штык. При этом я Не очень представляла, как он выглядит? Что-то, вроде, большого длинного ножа, но не плоского,а какого-то трехгранного.

- Вобщем, Железяку надо искать. – решила я. Полезла без фанарика. Фанарик не нашла, а спрашивать у бабушки побоялась.

-Там из окошка, когда глаза привыкают вполне сносно все видно. – успокоила сама себя я.

На чердаке, было, действительно,все хорошо видно. Я почему- то сразу же направилась к чемодану. Чебодан был распахнут и все его содержимое волялось тут же на песке. Потом я захотела посмотреть где же голубиное гнездо? Гнезда я не нашла. В тех углах, куда указывал дедушка, было особенно темно. Ударившись два раза головой, я вернулась к чемодану. Чемодан был глубок и огромен. Я переступила и села в нем. Сидеть в чемодане было не то чтобы приятно, но сразу весь темный чердак куда-то отступил. Я сидела в чемодане и глядела на чердачные ребра. Потом я вспомнила, как эти доски и палки мне прошлый раз напомнили рыбу из нутри. У рыбы когда она без мяса, то скилет похож на эти деревянные ребра. Потом я, наверное, задремала, потому, что вдруг услышала голос бабушки. Бабушка не кричала, а нараспев, что-то говорила. Разговор уже видимо длился некоторое время. Я прислушалась. Мне стало интересно с кем это там внизу разговаривает бабушка? Сначала я решила, что она разговаривает с дедом. Но дед молчал, а голос бабушки был непривычно ровным и однообразным. Я не могла расслышать что говорила бабушка. А мне было любопытно с кем это беседует моя бабушка. Я вылезла из чемодана и пробравшись к лазу, аккуратно и быстро спустилась сама вниз. Я тихоннько отворила дверь в кухню. За кухней была двер в горницу. Дверь в горницубыла лишь слегка притворена. Я подошла и прислушалась. Бабушка молилась. Я слышала и понимала лишь отдельные слова: «…Господи спаси, помоги… Богородица… Матерь Божия…»

Я вышла на улицу и села на порожке. Из бутки высовывались две лапы и морда нашей Альмы. Альма лиш ьна мое появление приоткрыла один глаз, Но когда я присела на ступенке и притихла, то и Альма закрыла глаз и продолжила спать.

Вскоре приехала за мною мама.

На следующее лето я была отправленна на две смены в пионерский лагерь. После лагеря мы с мамой поехали на черное море. Осенью мне исполнилось двенадцать лет, и потом умер дедушка.

Мария Сергеевна отерла слезы.

Мама. Ты что плачешь? – подошла Оленька.

- Ничего. Я дедушку вспомнила.

- Дедушку Федю? – спросила Оленька, указывая пальцем на фотографию.

- Да. ОН мне дедушка, а тебе уже пра-дедушка.

- А как это проа-дедушка? Не поняла Оленька.

- Ну, это, как дедушка, но только самый первый. Понимаешь?

- А почему ты плачешь? Тебе его жалко?

-Он всю жизнь искал штык своего дедушки, чтобы передать его мне. А я, чтобы тебе передала. Искал и не нашел. И я не нашла.

- Штык это что?

-Это такой большой военный нож. Его один важный генерал подарил за отвагу гвардейцуИвану Шилову. Я потом про это тебе расскажу.

-А зачем дедушка Федя хотел тебе этот нож подарить?

-Понимаешь, это был не просто нож. Это, как палочка-выручалочка. Такая волшебная палочка. У кого она есть у того все в порядке.

-а ты почему его не нашла?

-Наверное плохо искала. Не знаю почему.

Оленька вытащила осторожно из под рук матери фотографию дедушки Феди.

Правда, красивый был наш дедушка? – спросила Мария Сергеевна дочку.

- Правда.

- А погляди- как ты думаешь на кого он похож?

Оля пристальнее вгляделась и улыбнулась:

- Мне кажется, что на Бога. Я в книжке видела картинку- фотография иконы. Там такой же нарисован был Бог.

- Ты не поверишь, - сквозь слезы рассмеялась Мария сЕргеевна,- я, когда была такой же, как ты сейчас, то дедушка Федя казался мне Богом!

- Значит я угадала! – весело заключила Оленька и отошла от мамы.

Фотографию Оля оставила и она теперь лежала на краю стола. Мария сЕргеевна закрыла и тут же через несколько секунд открыла глаза.

- А ведь я поняла , почему тогда думала так про дедушку Федю! Здесь, на фотографии нет ни чердака, ни подвала. Фотограф снял , как дедушка в горнице сидит за столом. А я когда входила в горницу, то под моими ногами скрипела половица, под которой начиналась приисподня, а над головой был чердак, как небо, откудо все видно, слышно и понятно. А между небом и приисподней живет Бог. И наш дедушка был самым настоящим для меня Богом!

8 ноября 2009 г Москва